Сорок седьмой — этаж без балкона и выхода к морю.
Возраст, когда понимаешь: прощения — важней побед.
Жизнь — это то, что течёт по забытым, замшелым траекториям,
а ты, как дурак, ищешь смысл в отражении плит и газет.
Этот дом — старый пес с протекающим сердцем и крышей.
Слышишь? Скулит по ночам, накрываясь дурным одеялом.
Каждый здесь жил как умел, кто-то дольше, а кто-то лишь пишет
имя своё в телефонных книгах, как будто финалом.
Время — кривая насмешка над нашей торжественной позой.
Что ты достиг? Пятьдесят несмешных анекдотов о теле.
Бог или черт — всё равно. Этот мир — не игра, а так, лотерея с морозом:
выиграл шанс пожить дольше соседа? Лови его смело!
Вот и стою, обнимая май, как рецепт из аптеки:
с верой, что выпишут снова чуть больше, чем надо.
Что впереди? Наверное, снова любовь — но уже по рецепту,
с дозой цинизма в уколах и с привкусом валидола.
Сорок семь лет учишься жить, чтоб в итоге понять по науке:
главное — выжить внутри, даже если снаружи трещины.
Смех застревает в гортани, как рыбья костлявая штука.
Юмор у жизни простой: кто смеется — тот ближе к вечности.
Окна глядят друг на друга, как старые пьющие люди:
каждый надеется первым увидеть рассвет из могилы.
Этот дом чертовски хорош. В нем хотя бы есть чудо:
ты всё еще здесь, несмотря на прогноз и усилия пыли?!
