Они изменяют. Под шелест чеков и плёнок,
Под хруст пакетов, набитых вещами и едой.
Под утро, когда ночь еще держит бетонные склоны,
И дышит город последней зевотой пустой.
Они изменяют нам в парках, в машинах, в домах,
В пределах серого быта, в пределах своих оправданий.
Когда мы толкаем коляски, когда вытираем в слезах
Детские лица или коврики грязного здания.
Они изменяют в отрывке секунд, на бегу,
Когда телефонный звонок умирает в кармане,
Когда мы уходим, несём за собой пустоту,
А они заполняют её, как умеют, обманом.
Они изменяют, пока мы не видим — да мы и не смотрим.
Глаза слепы, они заняты списками, датами, делом.
Мы ждём объяснений? Нет, мы их сами находим.
В чужой тишине и в постели, смятой и белой.
И с каждой изменой смысл жизни становится пуст:
Зачем? Для чего? И когда эта вечность?
Ведь измена — как черта, что теряет вкус
От первого вскрика до старческой немоты речи.
Но знаете, что я скажу? Это совсем не легко.
Я не женщина, хоть строки кричат их голосами.
Я — тот, кто приходил домой молча, одевая кольцо,
Тот, кто обманывал всех, но остался один с их голосами.
