История затеяла свой обед,
Где кости гостей — скрыты в тени.
Крови жаждет война, мира нет,
Война — это горе, не для людей.
Он повержен, болью покрыт, лежит,
Не верит он в благие намеренья мира.
Повторяет тихо, где смысл скрыт:
«Всё исчезнет, как дым, без следа и эфира».
И двигается он без судьбы,
Калекою оставшись,
Лишь обновив свои скиллы
Для жизни среди павших.
Не видим слов, людей, доброты,
Но видим первый опыт
Уставшей, вымерзшей страны —
А сверху чей-то гогот.
Мир привыкает, но дрожит:
Куда идут солдаты?
Народ кричит, а мир горит —
У крови нет цитаты.
Её нельзя произнести,
Она всегда другая.
Ребёнок бьёт ногою мяч,
Родители застыли,
Услышав свист и детский плач,
И кровь с груди…
В порыве.
И мать, сошедшая с ума,
Кричит:
«Его убили!»
Воронка, две, уже все пять —
Летят, как шары с мыла.
Рой мин — не всем сегодня встать.
Бессмысленное дело.
Кричит старик, бежать не может,
Ему не повезло сегодня:
Упала в метре от подъезда
Его старуха. Мир ей Божий.
Не ей — ему не повезло.
Она не видит его боли,
А он берёт её лицо,
Проводит пальцем
По морщине крови.
Целует губы…
И молчит.
Лишь медленно слеза летит.
Что там с цитатой?
Цитаты нет у крови.
Кровь невозможно повторить,
У каждого она другая.
Судьба!
Ей всё дозволено творить,
Лишь жизнь и смерть не повторяя.
